Тамара Григорьевна Вершицкая, уроженка д. Ягодень Ивьевского района, почетный житель г. Новогрудка, директор Новогрудского историко-краеведческого музея с 1988 по 2015 годы, переводчик, краевед, исследователь.
Родилась в 1957 в д. Ягодень, что в 3,5 км от центра д. Бакшты. Расположена деревенька у слияния рек Ислочь и Березина, под мостом образуются так называемые «вилы», а дальше воды текут в Неман. Налибокская пуща – рукой подать. Всего 11 хозяйств числилось на начало года текущего. Летом здесь гораздо многолюднее – фактически курортная зона. Дачники-минчане частые гости. Агроэкотуризм «Сябрынские озера» представляет здесь предприниматель из д. Рум соседнего Воложинского района, можно свадьбу отмечать в усадьбе. А в годы войны здесь была партизанская зона, немцы в иные места и нос совать боялись.
В этих живописных местах и прошло детство Тамары Григорьевны. Дед был коммунистом, устанавливал Советскую власть после воссоединения Западной Белоруссии. Отец Григорий Никонович - шофер, а позднее - токарь Бакштовского леспромхоза . Мама - кассир райпотребсоюза, продавец.
Брат – художник, сестра - учитель русского языка.
Муж сестры родом из д. Збойск, если уж вспоминать ивьевчан, то всех: фамилия его Зенон Францевич Губко.
Закончила лингвистический университет, иняз - то есть (последнее название более устоявшееся).
Уже после 9 классов поставила себе цель туда поступить – и поставленную задачу выполнила.
Хотя в школе изучала немецкий, начала путь к познанию английского с нуля, пользовалась услугами репетитора, усиленно штудировала учебники и занималась на подготовительных курсах - в итоге добилась на этом поприще многих успехов. И во многом знание английского помогло и помогает в жизни. Она - человек мира, в круге ее общения – десятки, сотни известнейших людей.
Приехала в Минск подавать документы, нужна была куча справок, и одной для предоставления в приемную комиссию не оказалось - справки о составе семьи. Это был 1974 год, последний день сдачи документов. А у подружки почему-то были аж две справки о составе семьи. Не хотелось терять год из-за какой-то бумажки, упустить свой шанс: поделилась подруга, располовинили аккуратно справку – и все было в порядке.
Успешно сдала экзамены, с увлечением отдалась учебе. В группе с английским языком начинала, которого в школе ей не преподавали. Да и какие преподаватели иностранного в те времена были в сельских школах?! Однако, ущербной себя не чувствовала, вскоре разница в подготовке нивелировалась. Закончила иняз с красным дипломом.
Сильное впечатление времен «развитого социализма» - поездка в Англию. На стажировку с пятого курса взяли половину группы, отобрали лучших. Куратором у них был преподаватель с кафедры истории КПСС, который «ни бум-бум» не понимал по-английски, зато был авторитетом в вопросах марксизма-ленинизма. И там как гром среди ясного неба – их группу ведут на рок-оперу «Иисус Христос суперзвезда», классику жанра, о которой только и могли мечтать многие ее ровесники, да и вообще чуть ли не все меломаны. Купили программки. Получили настоящий драйв. А по возвращении в общежитие воздушное настроение и эйфорию подпортил руководитель группы, велевший все программки собрать и сжечь, изничтожив тем самым тлетворное влияние капитализма. По твердому убеждению партийного деятеля приобщились минские студенты по тем временам, как принято было считать, к антисоветскому. Очевидно, что сегодня подобные ярлыки уже кажутся смешными.
Был протест, но что было важнее – было постижение профессии и ответ на вопрос: «Кто я?».
Жили в Манчестере, в общежитии, студенты на каникулах, появились две недели спустя. Ей подарили «Войну и мир» Толстого на английском языке. Устроили вечеринку, было предложение – пусть каждый споет свою песню - там были англичане, ирландцы, шотландцы. Все пели свои национальные песни, а белорусы были в затруднении. С куратором спели тогда «Зорку-Венеру» на стихи Максима Богдановича.
И тогда Тамара Вершицкая задумалась впервые - кто мы, белорусы, на самом деле.
Летели в Лондон через Москву, и на Красной площади она была такая гордая, что представляла Советский Союз, была носителем идеалов великой страны.
Это была ее первая поездка за рубеж, позже в жизни таких поездок у нее будет великое множество.
По-английски она общается каждый день, иняз помог ей стать настоящим профи.
Два перевода книг – одной с английского, другой - с польского. Участвовала во многих научных конференциях, приобрела имя в научном мире.
Закончила институт в 1979-м, была направлена в Калинковичи Гомельской области, через год вышла замуж. Вспоминает с иронией: это был ужас – работа в школе, особенно пятый класс. Калинковичи - это город, не деревня какая-нибудь. Тем не менее, школа ее не вдохновила.
Переехала в Мозырь. Когда работала там преподавателем в институте на кафедре иностранных языков, - предложили аспирантуру. Почувствовала снова, что это не ее поприще, хватило мужества отказаться. Наверное, предвидела свою судьбу. Как говорили римляне – моя звезда меня ведет…
В 1986 г. случился Чернобыль (а Мозырь в 110 км от него). Когда из детсадов перестали выводить детей, почувствовав неладное, в 1988-м ее семья (к тому времени насчитывающая три человека) переехала в Новогрудок. Муж получил перевод в Новогрудский ЛТП, а она в школе города стала преподавать английский язык. Совсем недолго. Сократили. Дали ей всего пару часов преподавания английского и группу продленного дня, которая творческому человеку, с «красным дипломом» после иняза не пошла совершенно. Видя ее муки душевные, муж говорит: «В городе создают музей, там нет директора, попробуй получить эту должность». Она не знала, стоит ли попытаться. Это было не совсем ее поприще, требовавшее коренной психологической перестройки. Историк и лингвист – это, все-таки, две совершенно разные стези.
Нужно было сходить на собеседование в горком к третьему секретарю. Та встретила ее высокомерно, уже заранее с предрасположенным мнением о ее профнепригодности. «У вас есть уважение к бумаге, к историческим документам?» - спросила главный районный идеолог. На этот вопрос за Вершицкую ответила сама жизнь. Она стала директором музея, несмотря на то, что тот самый идеолог, человек пенсионного возраста, хотела себе подобную спокойную работу. И можно было бы предполагать, каким бы был тогда музей.
Она приняла музей в развальные перестроечные годы, как такового музея не было вовсе. Было здание, доставшееся после вечерней школы: печное отопление, в одной из комнат навалом в кучу малу свалена гора экспонатов, которым не давала погибнуть Нина Петровна Шурак, главный хранитель музея, и еще в штате были два пенсионера, которые честно отсиживали свое рабочее время.
Муж сказал: я помогу тебе сделать отопление. Она сделала отопление, построила экспозицию. Со временем ее детище стало известным в мире. Это был лучший краеведческий музей страны.
В здании музея когда-то НКВД было. Изоляция идеальная, стены двухметровые – никто не знал, какие тайны хранил музейный подвал, бывшая часть тоталитарной системы, кровавая часть НКВД. На стенах подвала были выцарапаны проклятия и ругательства в адрес мучителей. Потом стены в подвале заштукатурили, о чем как историк Т.Г. Вершицкая сейчас, конечно, сожалеет. Если бы у нее был тогда музейный опыт – стены бы она не штукатурила. А еще раньше, во времена Польши, здесь был когда-то жилой дом, жила польская семья.
Муж помог ей сделать отопление. Все остальное она делала в музее сама.
Как правило, у великой женщины – достойный супруг. Ее муж - Иван Владимирович Вершицкий - с полным правом может быть отнесен к числу последних.
С юмором рассказывает, что долго не знала, где работает ее будущий муж, даже первые чуть ли не полгода семейной жизни это было для нее тайной. Видела, что у него есть форма наподобие военной. Почему-то думала, что он пожарный, в подробности не вдавалась. Знала, что он закончил политех. Любила, доверяла – и этого было достаточно. Главное ведь не форма, а содержание.
«Были знакомы месяцев четыре-пять, времени спросить, что ли, не было, - улыбается. - Это со мной бывает часто - не спросить о чем-то очень важном». Все просто: Тамара Григорьевна – романтик.
Супруга перевели начальником ЛТП в Новогрудок, а вообще по призванию он – строитель, именно он построил их семейный дом. А сейчас, накануне Нового года, строит для внучки паркинг для машин, игрушечный, выпиливает с ноля из фанеры, красит, колдует, - уже несколько месяцев занимают труды. Наследственное, наверное, - дедушка был столяром. К Новому году будет точно готов. Дочь у них одна, и внучка Стелла Сергеевна Балай-Вершицкая – тоже одна (у папы Балай фамилия).
А бабушка вносит свою лепту в производства паркинга тем, что кормит, чистит, убирает. Ни на миг не переставая заниматься историей – проблемами, которые можно назвать общенациональными приоритетами. И соседских котов еще подкармливает.
В 45 лет муж ушел на пенсию. Родом из д. Дубина Воложинского района, с Бакштами – почти рядом, но так распорядилась судьба, что познакомились в Мозыре.
Много где работал муж. Нервно, с полной самоотдачей. Часто было так, что она спит, а ему надо рано вставать, идти на работу. Десять лет прошло, пока он адаптировался к нормальной жизни. И это без преувеличений: ранняя пенсия – это благо, заслуженное кровавыми мозолями.
И это здорово, что впервые в жизни муж может заняться любимым делом, не тратя нервную энергию – смастерить своими руками внучке чудо чудное.
Единственная дочь Вершицких, Ольга, пошла по стопам матери, закончила иняз.
Сработало материнское: «Если ты изучишь языки - можешь найти место в жизни. Если и не сразу – то потом обязательно». Хотя для дочери профессия лингвиста на данном этапе основной не является. Получила диплом выпускника инъяза, а стала заниматься дизайном интерьера, раскрылся талант художника. Стала рисовать. Рисует акварелью. Получила еще одно профессиональное образование. Иллюстрация моды - тема редкая, узкоспециальная - не каждому дано, как говорится.
Мама ко всему относится философски. Не надо мешать, если твой ребенок хочет реализоваться, нельзя мешать человеку быть счастливым. Это неписанные правила Тамары Вершицкой. Она хочет, чтобы ее дочь была счастлива, и никоим образом этому не препятствует.
Творческий человек и ее зять – муж Ольги, профессионально занимающийся фотографией, работал фоторедактором на ТутБае, а сейчас - в БелАПН. Живут в Минске, им нужно, чтобы под окном ходил трамвай – в городе им проще чувствовать себя востребованными, быть в своей нише, в своей профессиональной среде, на своем поприще. Маленький ребенок – как это ни странно, стимулятор совершенствования в любимой работе для обоих.
Кстати, добиться, чтобы профессиональный фотохудожник заснял кого-то из членов семьи, сфотографировал - дело практически невозможное. Но, как подмечено со стороны, – это профессиональное качество многих фотомастеров.
Она ревниво, как мать, глядит на семью дочери со стороны. Пока особо нечем гордиться, считает, могли бы достичь гораздо большего. Оба талантливы и трудолюбивы. Но она давно перестала им об этом говорить. Она – хороший психолог.
Просто дети - это другое поколение, другие правила, другие нормы. У них свое понимание жизни. И разница в несколько десятков лет – это уже пропасть.
Минимально вмешивается в их жизнь. Родители не мешали выбирать ей профессию, не противились ее выбору, хотя и плакали, когда выходила замуж.
Не делать резких движений – это ее кредо, ее правила. Убеждена: все, что с нами происходит - не зря, а почему-то и для чего-то. Для чего - это важно понять самому. Помоги себе сам, лучше это никто не сделает. Счастье - это как получится, а пробовать и стремиться к нему – в силах каждого.
У нее получилось создать два музея, перевести две книги: одну с английского, одну с польского языка. Причем последнюю сначала переводила на белорусский, потом - на русский. Это книги, с трудом подпадающие под рамки обычной беллетристики. Это книги о боли. Это боль, пропущенная через сердце. Эта книги о новогрудских партизанах-евреях и узниках новогрудского еврейского гетто. Об отряде братьев Бельских поставлен голливудский фильм с Даниелем Крейгом в главной роли – «Вызов». Хотя, по мнению Т. Вершицкой, звездный Крейг в этом фильме плохо сыграл. Тема сопротивления – очень сложная, требующая такта, деликатности, прочувствования той невыносимой человеческой боли, которая выпала на долю людей военного поколения.
Она актуальна и для Ивья, потерявшего в годы войны более половины своего населения.
Ивье и Новогрудок во многом похожи – до войны преимущественно были заселены евреями. «Колесо истории», городской памятник находится на еврейском кладбище. «В Ивье не хватает одной вещи, - говорит историк Вершицкая. - Там нет камня о том, что под этими камнями лежат останки евреев многих поколений».
Единицы из многочисленной еврейской диаспоры пережили Холокост. Азриел Нево, сын довоенного ивьевчанина Герцля Нахумовского, например, живет в Израиле. Военный, был дипломатом. Это его семье принадлежала «старая мельница» у озера, бывшая мельница Нахумовских. Он даже не думает о том, чтобы востребовать ее обратно. Ему важно то, что она есть. Может быть, мемориальная табличка о людях, построивших когда-то визитную карточку города, отдала бы дань прошлому и в этом случае.
Она исследует историю Второй мировой войны. Самое главное в истории войны - отношения между людьми. Это нужно для того, чтобы не было новых войн.
Т. Вершицкая вложила много труда в возрождение исторической памяти на Новогрудчине. Она дала свое, авторское название переведенной книге, написанной двумя узниками еврейского гетто в Новогрудке: «Холокост и сопротивление на родине Мицкевича». В этом городе когда-то жил великий польский и белорусский поэт. Есть памятник Мицкевичу в Новогрудке, с его именем связаны многие исторические места города. Мицкевич – это знаковая личность в мировой культуре. Его знали и цитировали все образованные люди в эпоху грандиозных переломных событий века девятнадцатого, - и не только. Изучая его судьбу, открыла для себя историческое величие этой фигуры, колоссальное воздействие его на судьбы миллионов людей.
Мицкевич родился в 1798 году, когда Костюшко, Наполеон были примером для многих поляков.
Поэт свято верил, что Наполеон позволит возродить Польшу, а вся жизнь Мицкевича – надежда на возрождение Польши, а инструменты к этому он искал разные. Он был с поляками, потерявшими надежду, прошедшими тяжкие испытания во времена царизма. Но продолжал влиять на умы и после своей смерти, в годы второй мировой войны.
Умер в Стамбуле, в бывшем Константинополе, символе величия Византийской империи. Там он создавал свой еврейский легион, который он хотел привести в Польшу, чтобы освободить ее. «Если хоть одна синагога нас поддержит, Польша восстанет и пойдет за нами» - это слова Адама Мицкевича.
Захоронения ивьевских евреев в лесу у д. Стоневичи она посещала не единожды. Ее потрясла надпись на надгробии: 220-ти самым прекрасным евреям Ивья. Это был первый расстрел, когда погибла интеллигенция - цвет общины. Сколько их, ушедших в мир иной насильственной смертью. Как никто другой Вершицкая знает, насколько поучительны уроки истории, насколько тяжко бремя Холокоста.
Книги воспоминаний о войне, к которым приложила свои знания, труды, душевную энергию и энергетику Тамара Вершицкая - это книги, сделанные так, как нигде и никогда не написано о войне.
Люди, вообще не связанные с историей, взявшие их в руки, говорили: «Невозможно спать, нельзя оторваться от этих книг. Это - правда о войне». Это не триллер, это жизнь. Это реалии, факты не с точки зрения историка, а с позиции человека. Это трагическая судьба наших людей, тех, с кем общались наши дедушки и бабушки.
Автором одной из них является Джек Каган, родившийся в Новогрудке в 1929 году. В возрасте 12 лет оказался в Новогрудском гетто, а затем и трудовом лагере. Совершил побег из гетто через выкопанный узниками тоннель. В 1991-м вернулся в Новогрудок в надежде найти документальные свидетельства случившейся там более полувека назад трагедии. В первый приезд они не встретились с Вершицкой – она в то время только начинала работу в краеведческом музее. Он написал ей письмо, спросив, что есть о евреях в музее. Для нее этот вопрос был откровением: «О каких евреях?». Это было удивление человека, обладавшего, как могло показаться, первоисточниками исторической правды. Что могли знать тогда о Холокосте люди, не занимавшиеся историей? Экспозиция музейная тогда еще не была открыта, находилась в процессе становления, о массовых уничтожениях евреев в музее ничего не было.
Сотрудники-пенсио-неры знали об оккупации, о жертвах местного населения, о партизанах только то, что было написано в учебниках по истории.
Она написала Джеку Кагану письмо. Хорошо, что она знала английский. Хорошо, что письмо Джека нашло ее, хотя разминулись при встрече. Как много случайностей стоит на пути исторической правды. Она попросила написать все, что он знает об уничтожении евреев в Новогрудке.
Для «Книги памяти» Новогрудского района она написала статью про еврейский партизанский отряд братьев Бельских.
Но оказалось, что есть история, которая никому не нужна. Она приходила в РИК с предложением провести научный семинар о Холокосте в РБ. Этой проблемой в стране тогда занимались единицы. Она была одной из первых, если не первая. Власти не были против, но и ощутимой помощи она не увидела. «Делайте». И она делала.
В 2003-м году в Новогрудке собралось 40 учителей со всей Беларуси, которые впервые открыли для себя проблему Холокоста. Это было начало семинаров и конференций с участием лекторов из «Яд Вашем» (Израиль), Лондона, московского научно-просветительного центра «Холокост». Когда открыли музей еврейского сопротивления в 2007 на месте гетто, уже была совершенно другая ситуация. Новогрудчане, пережившие войну, начали рассказывать о том, что они видели и о чем знали сами. Следует отметить, что в создании музея решающую роль сыграли далеко не государственные структуры. В большой степени своим возникновением музей обязан Джеку Кагану.
А через два года министерство культуры присудило «ее» музею второе место в республике за патриотическое воспитание молодежи в Музее еврейского сопротивления, что уже говорило об изменении отношения к теме Холокоста на государственном уровне.
Отмечали ее труд и на областном уровне – она первый лауреат премии Дубко - конкурса работников культуры, проводившегося тогда, когда еще музея Холокоста не было. Кстати, это единственный в стране музей подобной направленности. Есть регалии и на районном – звание Почетный гражданин г. Новогрудка присвоено Вершицкой именно во многом за восстановление истории и сохранение памяти о Холокосте.
Она стала известной личностью: Би Би Си снимало с ее участием программу Рэя Миерса «Выживание в экстремальных условиях» о выживании евреев отряда Бельского в Налибокской пуще, найти тот фильм можно на канале «Дискавери».
Когда ушла на пенсию с должности директора музея – решила: хватит Холокоста. Это сложно представить, как безумно тяжело было заниматься этой проблемой.
Кто-то задал риторический вопрос – как можно сочинять стихи после Освенцима? Она не была в Освенциме, была в концлагере Заксенхаузен. Она собирала документальные свидетельства многих непосредственных жертв фашизма, пропуская их боль через свою боль, до спазмов от ужасов сжималось сердце.
Вот один лишь штрих - Амнон Вайнштайн, муж Асаэлы Бельской из семьи командиров новогрудских еврейских партизан, в послевоенное время, многие годы спустя после зловещих злодеяний, против еврейского народа, стал собирать скрипки и реставрировать их. В его коллекции есть скрипки из гетто. Немцы любили пускать пыль в глаза, они принадлежали великой стране Баха, Гете (хоть и сжигали книги последнего), они любили искусство. Есть скрипки из гетто. С этими скрипками они ездят по всему миру с программой «Скрипки надежды». На них играют самые великие мастера, извлекая смычком самые горькие ноты скорби. На скрипке из гетто играет скрипач мирового уровня, а сам Амнон обязательно рассказывает историю этой скрипки.
Тамара Вершицкая – не еврейка. Она помнит человека по прозвищу Шоломок из своей бакштовской стороны, женившегося на дальней родственнице отца. Единственного еврея из Бакшт, пережившего вой-ну. О евреях во времена своей юности и понятия не имела. Теперь понимает того человека больше. Он называл ее и ее одногодков: «бахуры» (подросток с еврейского, пацан, - родственное в сегодняшнем иврите «бохэрим» - студенты иешивы). Запало в память тогда еще слово «цимус» (от «цимес» - еврейское блюдо, в котором много морковки и мяса).
С тех пор она много где побывала, многократно посещала Израиль. Знакома и с выходцами из Ивьевщины, с Тамарой Бородач-Кощер, в частности, которая ежегодно привозит группы израильтян по программе «Корни». Для них, нашедших себе другую родину, очень важно, что здесь есть те, к кому они могут приехать. Важно – что здесь есть могилы близких им людей, а говоря точнее - места массовых захоронений, на которых лежат живые цветы.
«Ида» - новый оскаровский фильм об этом, посмотрите его.
Сейчас Тамара Вершицкая сама снимает фильм, который будет называться «Книга проклятий». Он основан на дневнике, написанном в Новогрудском еврейском гетто. Этот фильм о том, как гитлеровская машина смерти ломала человека и отнимала волю к жизни, о сохранении человечности в нечеловеческих условиях, о мести и о нашей ответственности за будущее человечества. Пригоняли в гетто людей на смерть из разных мест, ивьевские, правда, были в редкость - они были расстреляны раньше.
Вспоминается материал, опубликованный в «районке» краеведом Олегом Иглицким 01.02.2014 г. под названием «Забытая трагедия Кожина» (О.М. Иглицкий, кстати, присутствовал при беседе с Т.Г. Вершицкой, внимательно впитывая информацию от нее в ходе экскурсий по музеям).
А история та такова. На хуторе Кожина возле Збойска в годы войны нашли прибежище более 20 семей евреев, около 100 человек, бежавших из гетто в Ивье и окрестностей. Под покровом ночей беглецы выкопали большую землянку по всему периметру, сделали перекрытие и нары. Землю вывезли куда-то далеко и все спрятали до единой песчинки. На случай облавы они выкопали туннель, ведущий от гумна до реки Ивенки. На то время ивьевское гетто уже было уничтожено. Выходили подышать на улицу только ночью. Хозяину Августину Квачу евреи давали золото. Однако, кормили беглецов плохо. Хотя платили хозяину большие деньги за возможность спрятаться. Но тот был жаден, и опасное соседство его тяготило. Тем более, деньги он у них уже успел выманить.
Условия содержания беглецов с каждым днем ухудшались. Хотя хозяину платили золотом, кормил их гнилой картошкой. Брюквой, отходами для свиней. А потом вообще поехал в Лиду и доложил оккупационным властям. Жители Мостков могли видеть, как утром с рассветом возле моста через Мостовскую речку остановились грузовики. Хутор окружили, всех евреев убили. Лаз сбежать не помог. Засада была и на выходе. Из землянки на смерть женщины и дети выходить не хотели, немцы подожгли гумно и иные строения хутора. Тех, кто вырывался из пламени и дыма, поджидали автоматчики. От былого «заможного» хутора хозяина-Иуды ничего не осталось.
История учит тому, что ничему не учит…
На территории краеведческого музея в Новогрудке, которым длительное время руководила Тамара Вершицкая, под открытым небом стоят лавки и столики - чтобы можно было усадить детей, пришедших на экскурсию в музей, чтобы провести здесь под открытым небом уроки памяти. Это надо - не мертвым. Это надо - живым! Так в советские времена сказал поэт Роберт Рождественский.
В 2017-м на территории музейной экспозиции, посвященной еврейскому гетто, поставили памятник девочке, которая бежала из своей кровавой тюрьмы, но была опознана на улицах Новогрудка местной жительницей-полькой. Девочку схватили немцы и казнили.
Она не герой войны. Но это - правда о войне. Немой крик бронзовой девочки. И для Т. Вершицкой, как автора идеи, значение этого памятника в разы выше (в беседе с журналистом она так и сказала: это моя девочка). Рядом установлено Древо Жизни – символ вечной жизни. Об этой экспозиции чуть ниже, пока Тамара Григорьевна нам покажет свой первый музей.
Исследования Т.Г. Вершицкой позволили по-новому взглянуть на ужасы прошлой войны, осмыслить всю ее трагедию. В советские времена евреи были исключены из числа тех, кому отдавалась дань памяти. После этнических чисток в Новогрудке, как, впрочем, и Ивье, остались поляки, белорусы, татары, а евреев – вроде как и не было. Вершицкая – человек, который помог многим из нас вернуть историческую память, осмыслить кровавые зигзаги истории.
Первый мэр Новогрудка времен начала оккупации - поляк, его расстреливают немцы за то, что по приказу немцев мэром был составлен список советских активистов, и тот включил в него фамилии своих личных врагов. Была оккупация, была и власть с таким вот однобоким, атрофированным понятием справедливости. Например, документ судебного решения по гражданскому делу времен оккупации Новогрудка 1942 г. Женщина пожаловалась германским властям, что ее побил муж. «Справедливый» немецкий суд выносит решение – оштрафовать дебошира.
Как указывает историк Вершицкая, до лета 1942 г. местное население было пассивным, отдельные приняли новую власть, большинство же просто старалось выжить.
Способствовала тому краткая, но не совсем приглядная для большинства населения история Советской власти: летом 1940 года начались массовые вывозы поляков, евреев, белорусов в сталинские лагеря. В Барановичской области 22 тысячи человек из близлежащих районов региона были репрессированы, вывезены в Сибирь как буржуазные и нежелательные элементы. Разочарование Советской властью, которую приветствовали многие евреи и участвовали в массовых вывозах, во время прихода немцев, стало одной из причин всплеска антисемитизма.
Кто работал в НКВД в те времена – бывшего олицетворением жестокости и насилия во многом в глазах простого народа, карающем и репрессивном органе социалистической власти? Многие евреи отметились в новой власти, многие приезжие – и лишь некоторые белорусы. Одна ласточка, как говорится, весны не делает.
Евреи были под подозрением у местных поляков и белорусов. Когда приходят немцы - начинается сведение счетов. Базовый, бытовой антисемитизм всегда был почвой для погромов, но с началом немецкой оккупации встал вопрос о полном уничтожении этих людей. И, может быть, вечным укором всем нам будет, что это воспринималось многими, кто был рядом, как должное. Самое ужасное на войне – быть трусом. А еще желать смерти своему ближнему, который даже в чем-то не нравился. Прочитав книгу Вершицкой, я не мог осмыслить следующую вещь – как такое могло быть. Изможденные евреи выходят из лесов Новогрудчины, идут в лежащий в руинах родной город. Их встречают местные жители без капли сочувствия. И некоторые могли даже сказать: «Жаль, что вас не убили всех».
Западная Белоруссия оказалась в первой половине ХХ века зоной многочисленных политических перемен и экспериментов. Для тех, кто называл себя поляками, война оказалась не просто оккупацией - поляки имели свое правительство в Лондоне, а конспиративная сеть не предпринимала сколь-нибудь значимых шагов в борьбе с фашизмом. Поляки практически ничего не делали целый год. И только, когда появились советские партизаны (штаб партизанского движения Барановичской области был создан в 1943 году (само движение возмездия против оккупации в белорусских лесах началось значительно раньше - весной 1942 г.), осенью активизировались и различные польские формирования.
Проблема АК будет всплывать периодически в истории наших западных районов, создавать проблемы многим послевоенным белорусам. Сколько причисленных к большевистским элементам людей, включая членов их семей, убито – осмыслить бы эту цифру.
Когда Вершицкая сделала в Новогрудском краеведческом музее экспозицию, посвященную Армии Крайовой, многие, мягко говоря, ее не поняли.
Приходит Александр Александрович Горелик, командир партизанского отряда, переброшенный в тыл через линию фронта: «Как вы могли рядом с нашими героями поместить этих нелюдей – бандитов и врагов?». Как музейный работник она отвечала: «Музей – это не доска почета. Мы должны рассказывать правду».
Как ни печально, музейная карьера Т.Г. Вершицкой, несмотря на ее многочисленные заслуги, прекратилась на взлете.
Все время быть на острие критики – это сложно. Это о ней.
Нынешние евреи из Израиля – это уже другие люди. Многие расчетливы, корыстны. «Шкадуюць, але даюць грошы». На памятники, на сохранение памяти о трагедии евреев Беларуси.
Вершицкая на основании архивных документов рассказывала о вещах, на которые годами было наложено идеологическое табу. Например, показала одну из 10 тысяч листовок агитационного характера периода начала войны, которая призывала мирное население региона сотрудничать с нацизмом. Немецкая пропаганда, не скупясь на обещания, сулила горы золотые. Типа пропагандистской поездки советских писателей с Горьким во главе на Соловки свозили местную молодежь в Германию, показав тем агитационный лубок-суррогат счастливой идеологизированной жизни в «фатерлянде». Успешные немецкие магазины и фирмы показали, семена бесплатно раздавали. Помогали «обустраивать» освобожденную от «большевистского рабства» Западную Беларусь, пускали пыль в глаза.
Под Новогрудом тепличное хозяйство было создано, рассада раздавалась всем желающим – когда еще такая благодать была?! И сказки о счастливой будущей жизни – геббельсовская пропаганда умела создавать мифы.
Люди, не получившие возможность самореализоваться во времена смены властей, в периоды кровавых распрей и потрясений, надеялись получить такую возможность при немцах. Два месяца БНР в 1918 году были слишком кратким мигом белоруской государственности - Беларуси больше не было. Были поляки, были русские – а Беларуси не было.
Появляется «Новогрудский швадрон», который организовал Борис Рагуля. Материалов о нем в музее нет, слишком неоднозначная фигура. Борис Дмитриевич Рагуля, родившийся в д. Турец Новогрудского повета, который значится в Википедии, как белорусский коллаборационист, агент Абвера и ЦРУ, канадский врач-онколог. В 1939 году в составе Войска Польского воевал против немецких агрессоров. В январе 1941 г. был арестован НКВД, осужден к смертной казни. После нападения гитлеровской Германии на СССР во время бомбежек Новогрудка бежал из тюрьмы. В июле 1942 года был назначен командиром окружного отдела Белорусской самоохраны в Новогрудке. С 1954 года проживал в Лондоне (Канада), доктор медицины, онколог. Активно занимался политической и общественной деятельностью, был одним из лидеров белорусской диаспоры в Канаде. Заместитель председателя Рады БНР. В феврале-марте 1944 года, по приказу немецкого комиссара Новогрудского гебитскомиссариата Вильгельма Трауба, сформировал белорусский конный эскадрон в Новогрудке. После войны жил в эмиграции. После Чернобыльской катастрофы организовал сбор средств для оказания помощи жертвам катастрофы. Автор воспоминаний.
Были и другие воспоминания, например, местной жительницы времен самого начала войны. Пишет, как спас немец, делился сардинами, печеньем. И тот немец сказал: уходите - те, кто придет за нами, будут другие.
Судьба Хатыни общеизвестна. А вот и идущие вразрез с общей героикой партизанского движения факты - имели место случаи, когда мирное население, целые деревни становились жертвами их неоправданной деятельности.
Документально доказано, что д. Купинск сожжена отрядом А.А. Горелика. Был гарнизон самоохраны в деревне, сидели в бункере, выкурить их оттуда было практически невозможно. Начали уничтожать этот гарнизон, сожгли всю деревню, из 212 домов не уцелело ни одного. Никогда после войны командир партизан не поехал в ту деревню на берегу Немана.
Экспонатами музея являются предвоенные Новогрудские газеты, еврейские, их было целых две.
Есть сайт музея, специальный виртуальный тур в интернете, где можно ознакомиться с его экспозицией.
Отдельный стенд экспозиции посвящен Армии Крайовой. До 1957 года воевали аковцы в округе, в судьбе многих людей оставили кровавый след. Они заняли те землянки, в которых когда-то хоронились белорусские партизаны.
Партизан Денисенко, создавший казачий отряд в округе... Хотели представить к званию героя после войны, но оказалось, что в прокуратуре в Минске заведено дело на героя. Сделал выстрел из пушки по колонне немцев - это был «героизм», который стоил двух сожженных немцами деревень в Кореличском районе. Но когда создавал свой отряд, пригласил командира группы на переговоры в целях объединения. Из честолюбивых мотивов, впрочем, важно ли, какими они были - убивает командира, своего боевого товарища, устраняет командира-конкурента, подчиняя подразделение себе лично.
Горелик, один из партизанских лидеров того времени, сказал когда-то Вершицкой откровенные, но более, чем циничные слова: «Война - это самое лучшее время моей жизни». Он был бог. Он мог казнить и миловать. У него была власть над жизнью и смертью.
Почему войны продолжаются? Драйв на войне ни с чем не сравним - может быть, и поэтому. Кого-то этот экстрим на грани патологии, пробуждающий животные инстинкты, делает зверем и чудовищем. Когда идет массовая истерия, на передней линии оказываются многие посредственности. Мусор и дерьмо всплывают на поверхность. А настоящие солдаты часто уже давно лежат в земле. Посредственности и ничтожества, изверги в человеческой шкуре сдабривали военные подвиги водкой, самогонкой. И жизнь человеческая для них стоила крайне мало.
Посмотрите на фото людей после освобождения концлагерей - какие эмоции на их лицах, какие чувства у них.
Горы трупов. Не имеющие человеческого облика образы, минимум эмоций. Перед расстрелом узников раздевали, одежду аккуратно отсортировывали. Что похуже - доставалось на продажу местному населению, лучшее шло эшелонами в Германию.
Раньше в музее были образцы оружия, которым воевали партизаны, включая пулемет. Вынуждены были передать тот в облмузей, работники милиции не захотели дать разрешение на его хранение. Кому нужна лишняя головная боль?
Бывший директор вспомнила о случаях хищения из музея. В ее бытность не досмотрели, пропала редкая монета. А вот, парадоксально, как украли средневековое каменное ядро, - огромные остались - а маленькому не повезло…
Есть в музее фактический материал о малоизвестной странице начала войны, когда в Новогрудский котел попали 11 советских дивизий в 1941 году, не полностью укомплектованных. Многие окруженцы погибли, многие попали в плен, части удалось спастись в лесах, немногие выжившие прошли войну в партизанах. В связи с фатальным началом войны были брошены те солдаты фактически на произвол судьбы. Зимы на хуторах, постоянные облавы на солдат разгромленных дивизий - это тоже было в истории.
Редкие информативные материалы собраны и хранятся в музее о еврейских партизанах отряда Бельского, действовавших в округе. В Клетище в 3,5 км от Новогрудка, в Поташне (район Бакшт, Ивьевский район) был штаб отряда. Бельские действовали в подчинении штаба Барановичского подпольного обкома партии. Семейный отряд носил имя Калинина, а боевой - им. Орджоникидзе. Они спасли 1200 евреев самим фактом существования подобного отряда.
В декабре 1942 года у командира Тувии Бельского тяжело заболела жена, несколько недель ее выхаживали на хуторе Храпенево. Каким-то образом узнала полиция, жена погибает, Тувии Бельскому удалось спастись. Он прошел всю войну в партизанах, показал себя мудрым и отчаянным командиром, спас сотни жизней. Его отряд был семейным. Брали в него любого еврея, сумевшего к ним пробиться. Из Ивьевского гетто присоединялись к нему люди, со всей округи - в то время это была единственная ниточка к спасению. Из Бакшт были люди.
«Вызов» - есть в инете фильм про отряд Бельских. Кстати, первая жена Тувии Бельского жила в Субботниках, перед войной жил там и он, но развелись супруги перед самой войной, и переехал Тувия в Лиду.
Новогрудок в войне. 28 июня 1941 г. после сильной бомбежки город заполыхал и затянулся дымом. Сотни людей были убиты во время этого налета, большинство - евреи, жившие в центре города. Город был разбомблен до вступления немцев.
Усилиями Т.Г. Вершицкой создан музей Еврейского Сопротивления. Подробно о побеге заключенных из гетто будет рассказано в отдельном материале. А вот что рассказала о своем детище непосредственно Тамара Григорьевна.
Гетто было создано в августе 1942 года в здании бывшего воеводского суда. Строился он по одному типовому проекту со зданием старой библиотеки-ленинки в Минске, внешне ее полностью копирует. С 1927 года здесь был воеводский суд.
А. Горелик был директором училища, созданного здесь сразу после освобождения в 1945 году. Когда его попросили вспомнить, показать туннель, тот ответил, что ему это было не интересно. Он построил на тоннеле гаражи.
О тоннеле из гетто написаны книги. Шестьдесят послевоенных лет это место никто и не вспоминал, об уникальном событии вообще Сопротивления в глобальном плане - побеге смертников. В начале 2000-х Сергей Аркадьевич Пивоварчик, заведовавший кафедрой археологии в Гродненском университете, проводил в городе археологические раскопки, она лично убедила его в необходимости отыскать тоннель на территории бывшего гетто. Попросила сделать траншею на глубине 2 метра. Они нашли фрагменты человеческих костей, скелет, остатки древесины, использовавшейся в качестве подпорок в туннеле.
Внутри разбирались нары, чтобы ценнейшим кусочком дерева укрепить осыпавшуюся землю
Четыре месяца эта земля была проблемой – кубометры ее надо было незаметно спрятать, не рассыпав и песчинки. Иначе была бы смерть. Сыпали между стен, в колодец, вывозили на тачках, имитируя обновленные кучи песка из выгребных ям. Цепочкой в сшитых мешках передавали на чердак. Тот один килограмм земли проходил через двести рук. А сколько таких килограммов было?! Устроили сигнализацию, продумали все до мелочей. Они не копали саперной лопаткой, хотя таковых было шесть. В тоннеле нельзя было повернуться. Ложка, вилка, кусок железа были их механизированным ковшом к спасению. Они откалывали пласты глины, дробили ее. Натыкались на валуны. Под постоянной угрозой обвалов, затоплений, задыхаясь без кислорода. Не всегда там горела свеча, одежда была мокрой. Они изобретали что-то новое. Сверлили отверстия в метровой толщине глины, чтобы в туннель поступал воздух.
Жилой барак трудового лагеря в гетто был устроен в одноэтажном кирпичном здании, в котором до войны находились конюшни и различные мастерские. Каждая из двух реконструированных под музей комнат размером 13 кв. м. предназначалась для 22 человек. Сейчас эти бараки соединили.
По всему бараку были сооружены трехэтажные нары для размещения узников, на одного человека приходилось 65-70 см на нарах. Помещения не отапливались, в лагере отсутствовала вода. Восстановлены имена жильцов обеих комнат на основании воспоминаний узников (Джека Кагана и Леи Кушнер). Пол был земляной. Реконструкция интерьера бараков основана на чертежах и описаниях Джека Кагана, участника побега. Самое большое и самое холодное помещение в конце барака называлось «дятловским шкафом», потому что здесь жили специалисты из г. Дятлово. Изготовлен детальный макет всего лагеря в целом. На территории лагеря не росло ни одного дерева, не было ни одной птицы или кошки. Их сразу бы съели.
Воровали дерево, чтобы сделать подпорки для тоннеля. За каждую поимку ничего, кроме смерти, быть не могло. Проложили рельсы в тоннеле, чтобы вывозить землю. Ширину тележки сделали в 50 см, чтобы та не касалась стен. Боялись, что их затопит, начались сентябрьские дожди. Проблема высушить туннель была. Приносили из мастерских опилки, вытягивали с их помощью влагу, вновь относили опилки, - и все это рискуя жизнью. Обнаружили кабель, среди 250 узников нашлось целых четыре электрика. Кусок проводки из туннеля, найденный во время раскопок, узнал впоследствии Исроэл Колачек, который строил туннель, живущий в Израиле.
В подвалах суда, в здании которого была устроена мастерская для узников гетто, мог храниться любой конфискат. Этим они и воспользовались. У беглецов было целых шесть трофейных немецких лопат. Разгружали уголь, лопаты исчезали, «терялись».
В одном из помещений узницей была Рая Кушнер, чей внук Джаред Кушнер является зятем действующего Президента США. Ее мать Хинду расстреляли 7 мая 1943 года. Спастись удалось Зейделю, Рае и Лее Кушнерам.
В музее воссоздали по крупицам лагерный быт. Событием стало обнаружение входа в тоннель.
Выкопали саперную лопатку, которая использовалась при подготовке побега. Кузнец здесь жил, делались и другие инструменты для строительства тоннеля. Прошло столько лет, никто об этом подвиге никогда не говорил.
Вот в экспозиции висит фото бабушки зятя американского президента. Когда Трамп стал президентом - ему послали приглашение посетить Новогрудок и мемориал-музей Еврейского Сопротивления, с которым судьба соединила самую влиятельную фигуру в мировой политике.
Зейдель - прадед зятя. А дед Беркович (родился в Кореличах) ушел на свободу без тоннеля. Женился на Рае в лагере для перемещенных в Италии и стал Кушнером, взяв фамилию жены.
Как выше упоминалось, Тамара Вершицкая готовит фильм по мотивам написанного в гетто дневника. Она пыталась проследить судьбу автора дневника, нашла дочь поляка, спасшего данный исторический документ, сопоставимый с известным всему миру дневником Анны Франк.
Все поиски были похожи на самый настоящий детектив, это если вкратце. Поддерживала связь с сыном Джека Кагана, живущим в Иерусалиме. Недавно тот написал пьесу о Холокосте, о совместных поисках, о дневнике, драму поставили на сцене новогрудского Дома культуры при участии жителей города в качестве актеров-волонтеров.
Этот дневник - чтение не для слабонервных. Он заканчивается проклятием всему человечеству за то, что люди допустили на земле такое исчадие зла, как фашизм, уничтоживший 6 млн. евреев. Автор дневника Беньямин Беркович - образованный человек, цитирует Достоевского, по манере и стилю письма можно увидеть внутренний мир человека, его эрудицию, характер. Он решает многие нравственные вопросы на пути к своей смерти, например, почему прятался в укрытии и не вышел, когда убивали его семью. Потеряв волю к жизни, у последней черты, он мысленно подходит к своему мучителю и спрашивает тихим голосом: «Господин немец, почему вы убиваете маленьких детей?»... И делает шаг в бездну, не дожидаясь ответа.
Она (Вершицкая) поехала в Израиль, разыскала Эфраима Зуроффа, главного охотника за нацистскими преступниками, чтобы взять интервью, расспросила женщину, которая бежала через тоннель, ее интересовало: «Как осуществлялось это проклятие?».
Как они мстили убийцам?» Если первый (Эфраим Зурофф), мог привести конкретные факты, то Фаня на вопрос «Вы хотели кого-нибудь убить сразу после войны, когда все закончилось?» - ответила: «А зачем, а что бы это изменило?..».
Эта беглянка была родом из Дятлова. Отец перед отправкой в гетто отдал свои вещи знакомым людям на хранение. Когда она вернулась в послевоенное Дятлово, никого из родных и знакомых уже не нашла. Она была одна на целой земле. Швейную машинку ей вернули, а шубу она истребовала через суд.
Ее внук, который служит сейчас в израильской армии, сказал так: «Наша месть тем извергам - это то, что мы есть. Посмотрите на Иерусалим, на Тель-Авив, на другие наши цветущие города. Это наша месть. В том, что мы живем».
Евреи, которые жили в Новогрудке, считали его своей родиной до самой своей кончины. Их уже практически не осталось, только наследники, которые берегут память своих родителей.
Джек каждый день говорил про Новогрудок.
Памятник в гетто посвящен его памяти. Памяти других беглецов, сумевших сказать «Нет!» смерти. Древо Жизни символизирует волю этих людей, которых не смогли сломить самые сильные испытания. У всех народов есть символы вечной жизни. В музее Новогрудского гетто - он такой, каким его увидела Т. Вершицкая. У кого-то граница между жизнью и смертью прошла именно в виде Древа Жизни. В Новогрудской синагоге была звезда Давида, а в ней - пальма. Нигде такого нет. Им не хватало своей родины. Израиль появился уже много позже, когда новогрудские евреи взошли на свою Голгофу.
Если сделать экскурс в историю, то евреи стали ассимилироваться, особенно в Европе. Есть фильм 1931 года «Новогрудок. 1931» - они еще те, и уже немного другие. Старались быть похожими на окружающих. 2000 лет мечтали они о великом Израиле, носили пейсы, талесы. Послевоенные процессы, приведшие к появлению государства Израиль, прошли без них. Их погубил Холокост. Если в современной Европе с отрицанием Холокоста справились, то на Востоке, в мусульманских странах, на государственном уровне эта проблема существует до сих пор. Антисемитизм начался с момента появления евреев и продолжился после разделения церквей.
Ломают исследователи копья – был ли Мицкевич евреем (когда был студентом, к нему в Вильно приезжал дядя-еврей). А в Великом Княжестве Литовском еврей, становящийся католиком, автоматически получал дворянство.
…Вглядитесь в выход из тоннеля, черный «малевичский» квадрат, 70х70 см. Он спас около 200 жизней. Через год здесь будет прозрачный колпак закрывать памятную реликвию. Вдоль забора будет построена трехметровая Стена Памяти. Будут выбиты все имена узников Новогрудского гетто, бежавших через туннель.
Около 50 человек, убитых при побеге, будут обозначены металлическими квадратами, застрявшими в кирпичном массиве. Те, кто выжил – открытыми проемами в Стене, через которые видна жизнь. Это своеобразная Стена Плача нашего Западно-Белорусского региона.
Почти на 80 процентов стоимость мемориальных работ финансирует Чарльз Кушнер. Это имя слишком известное, чтобы уточнять – кто это.
Тамара Вершицкая не раз общалась с ним. Она многое сделала для возвращения памяти о его предках.
Барак, где жили узники, стал музеем. Ушла в небытие зеленая дверь, через которую они входили в гетто. Остались улицы, дома, невдалеке лес, в двух километрах всего, к которому мечтали добраться изможденные люди. Всего два километра. Пятидесяти человекам они стоили жизни.
Каждый выполнял свою роль в подготовке побега. Кушнерам повезло пройти этот тоннель до конца. Абрам Гольдшмит, из бедной семьи, полз в тоннеле рядом с предками будущего американского миллиардера. Он сказал, что можно будет укрыться у него в родных местах. Отвел на ферму, там их спрятали, накормили, помогли попасть к партизанам. У многих выживших судьбы сложились более чем благополучно.
А начиналось история музея так. Вершицкая пошла к директору училища, попросила оказать помощь в нахождении места побега последних заключенных. Джек Каган советовал начать с чердаков, там должна была сохраниться земля. Искали зеленую дверь, ведущую в барак. Но где она, та дверь, спустя более чем полувека...
Директору училища Ермакову, на чьей территории находились все помещения, сказала, что нужно поставить табличку на месте побега заключенных. И удивительно - тот сам предложил помощь. Студенты решили заработать деньги и повесить мемориальную табличку. «А можете дать пару комнат?», - спросила, расширяя свои плацдармы, Вершицкая. «Да», - ответил директор. И многие волонтеры, энтузиасты стали копать.
Сделали ремонт фасада всего здания. Случаются иногда чудеса. Приезжает одна женщина, говорит: «Я студенткой писала работу на основании воспоминаний отца о побеге из гетто. Попробую найти свой реферат в архивах университета». Она нашла свои письмена далекого прошлого, и там было указано, что тоннель начали копать под нарами ее отца. Под его нарами начали копать и искать начало тоннеля. По крупицам продвигались к большой исторической правде. Государство на эти работы не дало ни копейки денег. Джек Каган помог получить грант, а когда грантовых средств не хватило, помог своими личными средствами.
Судьба едва не перечеркнула труды узников. В спешке был оставлен горящий фонарь, его просто не загасили, - темная дыра звала на свободу. Психологически, наверное, трудно было уходить в полную темноту. На возгорание прибежала полиция, видят - нет евреев. А в это время многие из них еще были в тоннеле. Начинают стрелять в ночь, без всяких видимых направлений, просто вокруг лагеря. Люди попадали под случайные пули.
Беглецы ползли 200 метров по тоннелю, ширина которого была всего 70 см. В слабо освещенном тоннеле, задыхаясь от недостатка кислорода. Боялись, что обвалится в любом месте земля, похоронив заживо.
На мемориале растут причудливые деревья, привезенные из Польши. Канадские красные клены и карликовые плакучие березы. Это Сад Справедливости и Милосердия в честь белорусов и поляков, спасавших евреев.
Они рисковали своей жизнью и жизнями своих близких из чувства сострадания к тем, кого несправедливо убивали только за то, что они были евреями. И шелест этих причудливых деревьев как прощальное сочувствие.
Машинный двор перенесли, чтобы не осквернять память этого уголка. Борис Самуилович Кротин, генеральный директор Белоруско-израильского СП в Новогрудке «Леор Пластик», помог Вершицкой здесь многое сделать, отвоевать памятный кусочек земли от мирской суеты. Сначала - со строительством музея, а когда решили посадить сад, привез деревья из Польши, выделил технику для посадки, завез землю. С бывшими узниками нацистских лагерей и молодежью сажала Вершицкая этот сад. Он переживет нас. Будем надеяться.
Начали копать тоннель в мае, а бежали - 26 сентября. Более ста дней изнурительного труда изможденных людей, сквозь кожу которых просвечивались кости. Более двухсот метров тоннеля каждый из них прополз на коленях. Это было едва ли не последнее белорусское гетто. Даже в Лиде 13 сентября ликвидировали последних евреев, минское просуществовало до октября. Все их узники были обречены.
Сейчас поменялось руководство лицея, но и новый директор лицея скорее относится к союзникам Вершицкой, не препятствует ей в чем-либо. У кого еще есть такая возможность принимать делегации из многих стран мира? А паломники здесь бывают часто.
Американский Кушнер приезжает в Новогрудок, когда внукам исполняется 12-13 лет (когда наступает совершеннолетие), в следующем году это должно произойти снова. 26 сентября здесь соберутся люди, которые помнят горькие уроки истории. Поминают предков, по судьбам которых прокатился жестокий Молох. 26 сентября – это День побега, очередная годовщина. В 2018-м году мемориал будет уже другим.
Над этим работают многие люди, и, в первую очередь, Тамара Григорьевна Вершицкая. Человек, вернувший память. Я бы сказал – человек десятилетия. Столько, сколько для сохранения исторической памяти сделала она – в регионе не сделал никто.
У немногих людей, спасавших новогрудских евреев, есть звание праведника: официально у 7 семей, в т.ч. у Бобровских, Козловских. Спасший память праведник есть только один – имя его Тамара Григорьевна Вершицкая. Она родом из Ивьевского района. Мы можем гордиться этим человеком.
В. ПОБОЛЬ.
Фото С. ЗЕНКЕВИЧА.
С огромной благодарностью Т.Г. Вершицкой за беседу.
