Как-то мне уже приходилось делиться с читателями районной газеты своими рыбацкими историями из старой тетради. Вот еще одна из них.
Ветеран
Данные записи датированы в моем блокноте 3 мая 1989 года. Помнится, накануне профессионального праздника журналистов, автор этих строк, а также заведующий отделом сельского хозяйства районной газеты Александр Иванович Шлык (светлая память) и водитель редакционного уазика Николай Степанович Лапуть, с благословения редактора отправились на Неман, дабы наловить рыбы для праздничной ухи.
Доставив меня к реке, Александр Иванович, сославшись на необходимость навестить бригадира (сев был в самом разгаре), с водителем отправились в деревню Кривичи. Признаться, на их помощь в рыбной ловле я особо и не рассчитывал. Ни Александр Иванович, ни Николай Степанович особой страсти к удочкам не испытывали, предпочитая "рыбачить" со сковородки. А вот то, что А. Шлык был завзятым грибником, - с этим не поспоришь. Перед тем как уехать в Кривичи, Александр Иванович, пробежав по поросшему можжевельником и низкорослыми сосенками берегу Немана, собрал десятка четыре отменных сморчков.
Оставшись один, я принялся за дело. День был погожим, с небольшим юго-западным ветерком. Неман после паводка уже осел в свои берега. Все это обещало неплохой клев. Тихо спустившись к знакомой суводи, я забросил удочку. "Вода мутна - лови со дна", - по весне для рыболова это аксиома. И действительно, я еще не успел как следует пристроиться на стульчике, а поплавок уже скрылся под водой. Выждав мгновение, так как на крючке был крупноватый выползок, я коротко подсек. Леска разрезала воду, а левая рука непроизвольно потянулась к подсачеку. Однако нет: на крючке был окунь, пусть и хороший, но брать его подсачеком - много чести.
Окунь на выползка клевал в тот день жадно. Нерест, видимо, был ранним, и сейчас полосатый разбойник восстанавливал силы.
Говорят, от добра добра не ищут, но все же часика через два я взялся за спиннинг. Для хорошей ушицы не помешала бы и щучка, а о судаке-то и говорить нечего.
Может час, а то и больше бороздил я блеснами чистую гладь Немана, сделал под сотню забросов, но что-то ни щука, ни судак моими обманками не соблазнялись. Я уже готов был вернуться к своей окуневой суводи, как вдруг заметил за кустом ивняка склонившегося над удочкой рыболова. Стараясь не шуметь, я подошел поближе. В это время у незнакомца клюнуло. Он подсек - и в воздухе затрепыхалась на леске приличная плотва. Но что это? Вместо того, чтобы поместить рыбу в ведро, рыболов осторожно снял ее с крючка и отпустил обратно в реку.
- По-спортивному ловите? - поинтересовался я.
Человек обернулся. Это был невысокий худощавый мужчина, в годах, но еще не старый, со смуглым лицом и маленькими, в лучиках морщинок, глазами.
- Можно сказать и так, - рыболов улыбнулся, на жаренку себе я уже наловил. А это… плотва еще с икрой. К местам нереста идет. Зачем ее губить. Будем считать, что я свой долг реке возвращаю. Не той, конечно, речушке, на которой в войну пришлось рыбачить, но, тем не менее…
Заметив, наверное, в моих глазах немой знак вопроса, незнакомец оживился. В его маленьких, будто прищуренных, глазках зажглись веселые огоньки.
- Ага… вижу, что заинтриговал. Что ж, будем знакомы, - мужчина протянул мне руку, - Дмитрий Егорович. В прошлом рабочий, ныне ветеран Великой Отечественной войны, пенсионер, в данный момент - рыболов. Видишь, сколько титулов собрал.
Я в свою очередь назвал себя.
- Так значит, журналист. Ну, тогда присаживайся, коли не спешишь. Поведаю тебе одну быль. Вас, пишущих, говорят, хлебом не корми, а дай послушать что-нибудь позаковыристей. Не так ли? - Дмитрий Егорович отложил удочку в сторону.
И тут я заметил, что на правой руке у него недостает двух пальцев - безымянного и мизинца. Правда, когда он мне пожимал руку при знакомстве, рукопожатие было крепким, по-мужски твердым.
- С войны? - Спросил я, указывая на руку.
- Под Прагой. В конце войны. В атаку шли. Я пулеметчиком был. Большой палец сверху на прикладе "дегтярева" лежал, указательный - на спусковом курке, средний - скоба оберегала, а эти два - безымянный и мизинец - вроде бы как ни при деле оказались. По ним и шандарахнуло осколком, - по лицу ветерана скользнула скупая улыбка.
С юмором, пусть и грустноватым, как в данном случае, у ветерана было все в порядке, и я опустился рядом, чтобы слушать человека с удвоенным интересом.
Встреча на берегу
Детство и юность Дмитрия Егоровича прошли на Брянщине. Это уже позже, после войны, судьба забросила человека в Минск, потому что возвращаться солдату было некуда. Его родная деревня, как десятки сотен сел и деревень нашей огромной в то время страны, была дотла сожжена фашистами и не смогла возродиться из пепла.
Дмитрий Егорович участвовал в строительстве Минского тракторного завода, затем на нем и трудился долгие годы.
Места, где моему рассказчику довелось появиться на свет, были сродни нашим, белорусским: лесные, зачастую болотистые, с множеством речушек и озерин.
Пятнадцатилетний Митя жил тогда с дедом Игнатием Трофимовичем. Его отец и старший брат были призваны в армию на второй день после начала войны. Мать умерла, когда Дмитрию не исполнилось еще и семи лет.
Их деревню огибала небольшая, метров в семь-восемь в ширину, речушка. Местные жители называли ее Болотянкой. Небольшая была речка, но с множеством заток и довольно рыбная. Водились щука, голавль, налим, окунь, плотва, елец. Попадались даже форель и хариус.
К рыбалке Митя был приучен с детства. Сначала помогал старшим расставлять сети или мережки на реке, но затем, когда дед Игнат сплел ему из конского волоса леску и справил удочку, прикипел к этой снасти намертво. В свободное от учебы или работы по дому время паренек пропадал на реке, самолично постигая тонкости рыболовного мастерства. В своем юном возрасте он мог дать фору любому взрослому рыбаку своей деревни. Война не только не помешала его увлечению, а наоборот, предоставила больше времени, поневоле освободив от учебы в школе.
Было это весной 1942 года. Наскоро перекусив вареным картофелем, юноша вышел из дому и, прихватив с собой удочку и жестянку с червями, направился к реке.
Озорной майский ветерок приятно освежал лицо. Миновав небольшую березовую рощицу, Дмитрий сошел к воде. Вот она, заветная заводь. Место здесь было прикормлено еще с вечера мятой картошкой, сдобленной конопляным маслом. Поплевав по привычке на червя, парень забросил удочку. Поклевки следовали одна за другой: елец, плотва, еще елец… он так увлекся ловлей, что даже не услышал тарахтения мотоцикла, а когда оглянулся, то увидел, что к нему с пригорка спускается тучный немец в прорезиненном пятнистом плаще.
Гитлеровцы наведывались в их деревню нечасто, но все же бывали. В соседнем поселке было на постое какое-то подразделение их строительной части. Оно занималось наведением и ремонтом мостов, возведением всевозможных укреплений и т. д. И все же эта встреча оказалась для Дмитрия полной неожиданностью.
Немец приблизился к Мите почти вплотную, так что парню пришлось сделать несколько шагов назад. Гитлеровец был невысок ростом, с заметно выпирающим из-под плаща животом, на котором висела кобура с пистолетом. Необычными были глаза немца: светло-коричневые с желтоватыми, как у кошки, зрачками и, как показалось юноше, хитровато-веселые.
- O, Fisher!.. Du - Fisher? Du - Fisher, ish - Fisher, du - Fisher, ish - Fisher, - ариец то указывал короткопалой рукой на Митю, то тыкал себя в грудь толстым пальцем и, пританцовывая, хохотал. Хохотал так, что кобура с пистолетом на его трясущемся от смеха животе ходила ходуном.
Юноша осторожно смотрел на гитлеровца: уж не того ли он? Немец наконец отсмеялся, утер выступившие на глазах слезы.
- Я - Фишер, обер-фельдфебель Отто Фишер. Ты, - он ткнул пальцем в Митю, - как это?.. Ры-бо-лоф… тоже фишер. Ферштейн?
Уже позже Митя узнал, что с немецкого слово "Fisher" переводится как "рыбак", "рыболов". Так что обер-фельдфебель носил вполне рыбацкую фамилию.
Тем временем немец направился к ольхе, на которой был подвешен кукан с рыбой и, взвесив улов на руке, достал из нагрудного кармана плитку шоколада.
"никак меняться решил", - подумал про себя Дмитрий. Однако, уже освоившись с непривычной для себя ситуацией, он отрицательно замотал головой. Затем сложил щепоткой пальцы и показал, как будто что-то солит.
- Ja, Ja, gut, - странный фельдфебель кивнул головой и направился к мотоциклу.
Юноша видел, как нелегко было этому, уже немолодому и грузному человеку, взбираться наверх по песчаному пригорку, и он уже без особой тревоги стал ждать, что будет дальше.
Немец вернулся через несколько минут, держа в руке брезентовую сумку. Отдышавшись, он извлек из сумки небольшую стеклянную баночку и со словами "Bitte, salz" протянул Мите. Парень уже и без слов понял, что в баночке была соль, и сам подал фельдфебелю нанизанный на лозовый прутик улов. Тот спрятал его в сумку, а затем перемешивая немецкие слова с русскими, а также жестами и знаками дал понять юному рыболову, что если тот и дальше хочет получать соль, то должен ловить и отдавать рыбу ему. Он будет приезжать.
В военное время на оккупированных фашистами территориях соль ценилась на вес золота. Митя согласился.
Уха для Вермахта
В лесистых местах Брянщины партизаны появились уже в первые дни оккупации ее гитлеровцами. Сначала они действовали мелкими группами, состоявшими в основном с окруженцев, разрозненно. Затем, пополнившись местными жителями, переросли в отряды, отряды - в крупные партизанские соединения - бригады. И хотя связь с Большой Землей постепенно налаживалась, народные мстители по-прежнему остро нуждались в оружии, боеприпасах. Для проведения диверсионных операций в тылу врага особенно не хватало взрывчатки. Ее приходилось выплавлять из неразорвавшихся авиабомб, снарядов. Занятие это было очень опасным.
И вот, когда Митя рассказал деду Игнату о встрече на берегу с обер-фельдфебелем Фишером, этот рассказ заинтересовал старика, но он поначалу не подал вида. Однако, когда в третий или четвертый раз Митя принес домой обменяную на рыбу соль, Игнатий Трофимович решился на разговор.
- Ну как, Митяй, любит твой немец нашу рыбку? - начал старик издалека, свертывая самокрутку.
- Какой он, дед, мой? - обиделся Митя.
- Ты не серчай, не серчай, это я так, к слову, - дед прикурил цигарку. - На днях ходил в поселок, видел этих вояк. Все из немолодых. По строительству служат…
- Дед, это ты к чему? - юноша с любопытством посмотрел на старика.
- К чему? Это… - Игнатий Трофимович задумался, - это я к тому, что какая теперь летом рыбалка. Вода вон цветет, кислород весь забирает. На удочку разве сейчас половишь? А если и поймаешь - мелочь пузатая.
- Деда! - Митя встал с порога, на котором сидел. - Что-то ты темнишь…
- Ладно, Митрий, - старик смял в пальцах недокурок. - Парень ты уже взрослый. Подойди сюда.
Митя подошел к столу, за которым сидел дед, и опустился на табурет, а Игнатий Трофимович склонился над ухом внука, хотя в избе их мог подслушать разве что домовой.
***
В день приезда Фишера за рыбой клев у Дмитрия не заладился. В ведерке плескалось несколько плотвиц и три-четыре окунька-недомерка. Митя как мог имитировать рыболовную деятельность. Менял наживки, насадки, ловил со дна, в отвес, в проводку, как угорелый носился с марлевым сачком по лугу в поисках еще неокрепших кузнечиков - тщетно, не шла рыбалка. Следом за ним, тяжело сопя носом, таскался озабоченный Фишер. Он уже порядком взопрел и теперь, отдуваясь, сидел на берегу на каком-то толстом обрубке дерева.
- Все, капут рыбалке, - Дмитрий подошел к сопевшему фельдфебелю. За эти несколько встреч он уже поднаторел в общении с немцем.
- Warum, капут? - Фишер вскинул на Митю испуганные глаза.
- Почему, почему… Не видишь - вода цветет. Вода цветет - рыба не клюет.
- Warum?..
- Вот заладил. Воздуха рыбе, кислорода не хватает. Какой тут клев… - Митя бессильно махнул рукой, мол, на сегодня рыбалки хватит.
Сегодняшнюю озабоченность фельдфебеля он прекрасно понимал. Приближались именины непосредственного начальника Фишера, а его Фишер, как на грех, пообещал порадовать свежей рыбой как раз в день именин. При их последней встрече, указав причину, немец попросил Митю наловить рыбы побольше, предложил даже двойную оплату.
Сейчас он, какой-то осунувшийся, сидел на бревне, тупо созерцая слепящую глаза гладь реки. Юноше на мгновение даже стало жаль этого пожилого и в целом, наверное, веселого, добродушного человека. "Не будь войны, - подумал парень, - Отто Фишер возводил бы мосты, строил дома… Но, нет! К черту жалость. Кто их сюда звал?!"
Обер-фельдфебель тем временем встал и беспомощно посмотрел на Митю. В его глазах сквозила растерянность. "Ага, - отметил про себя юноша, - похоже, "атаку" на Отто мы с дедом устроили вовремя". Он решительно шагнул к немцу, поднял лежавший у ног Фишера камень, сделал вид, будто поджигает его и широко размахнувшись, бросил в воду. Сам же опустился на корточки и прикрыл голову руками. Немец, недоумевая, смотрел на парня. Дмитрий встал.
- Тол нужен. Взрывчатка. Понимаешь? - для большей доходчивости он мгновенно выбросил руки вверх и резко развел их в стороны, - бух! Взрыв нужен. Ферштейн?
- Explosion?.. Фсрыф? - переспросил Фишер своего юного партнера.
- Вот. Дошло наконец.
- Фсрыф hier? - немец указал на место, куда Митя бросил камень.
- Не здесь. Там дальше, в затоке, - парень кивнул головой в сторону излучины реки. Там она делала изгиб и пряталась в лесу.
Фишер как-то весь сжался и замотал головой. Дмитрий понял, немец испугался леса.
- Я один пойду. Ты мне там не нужен. Ферштейн?
- О-о-о!..
"Клюет, клюет Отто, - в груди Мити поднялась волна ликования. - Жадно клюет, как окунь. Теперь наживочку ему повкуснее”...
- Там рыбы, "фиш", - во! - Митя провел себе рукой по горлу, - и большой, большой рыбы, "гросс фиш, гросс…"
- O, gut! Sehr gut! Харашо, - Фишер воскресал на глазах. Его крупное мясистое лицо еще больше округлилось, расплываясь в улыбке. - Gut! Sehr gut. - Он в запале чувств дружески похлопал юношу по плечу.
Именины начальника приближались. Время обер-фельдфебеля поджимало. И в тот же день под вечер он привез к реке, где его уже поджидал Митя, с десяток тротиловых шашек, применяемых при взрывных работах.
Через несколько дней дед Игнат переправил их в лес партизанам.
***
- Выходит, обманули немца?
- Да нет, - улыбнулся Дмитрий Егорович, - уха на именинах у начальника Фишера была отменная. Рыбы мой дед и его друг-односельчанин наловили еще перед этим сетью. Так что обер-фельдфебель остался вполне доволен. Вот только работы у гитлеровцев заметно прибавилось. Сначала взлетел на воздух железнодорожный мост, затем в поселке была взорвана водонапорная башня.
... Я поблагодарил Дмитрия Егоровича за интересный рассказ и поздравил ветерана с наступающим праздником Великой Победы. Реке по молодости лет я еще тогда не задолжал, но перед теми, кто подарил эту победу в великой и страшной войне, я и теперь в неоплатном долгу.
Г. Мирончик.
